Святитель Филарет Митрополит Московский

Святитель Филарет митрополит Московский

Биография свт. Филарета Московского

Святитель Филарет (Василий Михайлович Дроздов) родился 26 декабря 1782 г. в г. Коломне в семье коломенского диакона (впоследствии священника). До девяти лет воспитанием ребенка занимались его благочестивые родители.

В 1791 г. он поступил в Коломенскую духовную семинарию, в которой учился до ее закрытия в 1799 г., после чего перешел в Троице-Сергиеву Лаврскую семинарию, находившуюся под особым покровительством митр. Платона. Личность митр. Платона оказала большое влияние на судьбу и развитие будущего митр. Филарета.

В Троицкой семинарии Дроздов учился в философском и богословском классах с марта 1800 г. по 1803 г. По окончании семинарии 21 ноября 1803 г., после проведенного лично митрополитом Платоном экзамена, но был назначен учителем греческого и еврейского языков в той же лаврской семинарии.

30 августа 1806 г. перемещен на высший класс — пиитический и назначен проповедником при Лавре. Митрополит Платон оказывает новому проповеднику знаки исключительного внимания и расположения, дарит ему разные вещи, делает своим иподиаконом, а 14 января 1808 г. утверждает учителем высшего красноречия и риторики. Митрополит Платон писал о своем любимом ученике: «Я пишу по-человечески, а он пишет по-ангельски».

Митрополит Платон стал убеждать молодого учителя принять монашество. Но он не сразу согласился на эти убеждения. В течение двух лет он проверял свои склонности, советовался с родителями, молился и только в июле 1808 г. подал прошение о пострижении его в монашество. 16 ноября того же года в Трапезной церкви Троице-Сергиевой Лавры наместником Лавры архим. Симеоном он был пострижен в монашество с именем Филарета в честь прав. Филарета Милостивого, а 21 ноября митр. Платоном рукоположен во иеродиакона.

1 марта 1809 г. по указу Св. Синода вызван в Санкт-Петербург и определен инспектором Санкт-Петербургской семинарии с занятием кафедры философских наук в звании бакалавра академии.

28 марта того же года митр. Амвросием рукоположен во иеромонаха; 9 марта определен на должность ректора Александроневского уездного училища, учрежденного при той же семинарии, с оставлением в прежних должностях в семинарии.

8 февраля 1810 г. переведен бакалавром богословских наук в Санкт-Петербургскую  духовную академию, где сначала преподавал догматическое богословие и церковную историю, а с 21 июля того же года историю и древности церковные. Здесь, на кафедрах Петербургской академии, развернулись его необычайные разносторонние дарования, его изумительная работоспособность, дисциплинированность, способность четко выполнять все налагаемые на него обязанности. Слова и поучения его с церковной кафедры обращали на него всеобщее внимание глубиной постановки богословских вопросов, широтой их трактовки, яркостью образов, точностью языка.

8 июля 1811 г. «за отличие в проповедывании слова Божия» Филарет был возведен в сан архимандрита. Он приобретал все большую известность как в кругах духовных, так и светских. Так, в Петербурге главными покровителями его стали такие влиятельные лица, как первенствующий член Св. Синода митр. Амвросий и обер-прокурор Синода князь А.Н. Голицын. В июле 1811 г. по назначению Комиссии духовных училищ производил ревизии петербургских духовных семинарий и училищ.

В начале 1812 г. от Комиссии духовных училищ имел поручение образовать для учеников, окончивших Санкт-Петербургскую семинарию класс чтения Св. Писания и св. отцов и руководства к прохождению священнослужительных должностей.

11 марта того же года определен ректором Санкт-Петербургской  академии и профессором богословских наук, а 27 марта назначен настоятелем Новгородского Юрьева монастыря. В академии архим. Филарет учредил образцовые порядки, послужившие руководящим примером и для других академий. Он заново переработал и представил на утверждение академический устав. Вместе с тем он переработал устав для духовных семинарий, уездных и приходских училищ, выполнив всю эту работу без помощников в шесть недель. Впоследствии Филарет сам говорил, что он никогда так много не работал, как в свою бытность ректором академии, и считал себя свободным от занятий, когда у него, по его собственным словам, «за раз было только одно дело на руках, а не три или пять».

Он стоял во главе перевода Библии на русский язык. Это дело, в котором более всех потрудился архим. Филарет, составляет славу и украшение его имени. Но не все с сочувствием отнеслись к этому новому делу. Архим. Фотий, бывший в 1814 г. студентом 1 курса Петербургской академии, не сочувствовал переводческой деятельности архим. Филарета, но признавал его выдающиеся способности, как ректора и профессора. Вот как описал он архим. Филарета в своей автобиографии: «Филарет был…росту среднего, смугл видом, власы средние темнорусые, браду долгую имел, лицом всегда светел, весел быть казался, у него были глаза острые, проницательные, вид постен, строг и приятен; поступь у него была нескорая, важная. Голос тих, тонок, но ясен; речь внятная, говорил остро, высоко, премудро, но все более к уму, менее же к сердцу. Свободно делал изъяснение священных писаний: как бы все лилось из уст его. Привлекал учеников так к слушанию себя, что когда часы кончались ему преподавать, всегда оставалось великое усердие слушать его еще более без ястия и пития. Оставлял он сильные впечатления от учений своих — всем казалось истинно, приятно, совершенно его учение… Оратор мудрый, красноречивый, писатель искусный. Все доказывало, что он много в науках занимался… Сила, красота, достоинство и слава Духовной Академии был один Филарет».

В 1814 г. Комиссией духовных училищ было выработано Положение об ученых степенях действительных и почетных, и первым действительным доктором богословия в России стал (13 августа 1814 г.) ректор Петербургской академии архим. Филарет. В мотивировке предоставления ему докторской степени говорилось, что он удостаивается ее на основании «светлейших доказательств учености, священной и церковной, представленных в академических чтениях, в церковных речах, а особенно в классических сочинениях, и увенчанных искренним осуществлением на деле христианского учения». 27 августа 1814 г. архим. Филарету была назначена пожизненная пенсия в размере 1500 рублей в год; 30 августа того же года он был назначен членом Комиссии духовных училищ.

В июне и июле 1815 г. ревизовал Московскую духовную академию и семь семинарий: Новгородскую, Тверскую, Владимирскую, Ярославскую, Костромскую, Спасо-Вифанскую и Московскую, а также ряд, находящихся на пути его следования, уездных и приходских училищ.

В марте 1816 г. по указу Св. Синода определен настоятелем Московского Новоспасского монастыря с оставлением при академии; 2 июня назначен членом Комитета для решения судебных дел о лицах духовного звания греко-российского исповедания в Финляндии; 16 июля утвержден членом совета императорского человеколюбивого общества.

3 марта 1817 г. назначен членом Строительного комитета при Санкт-Петербургской  духовной академии; 7 апреля — членом Главного Правления училищ; в июле произвел ревизию Санкт-Петербургской  семинарии.

23 июля 1817 г. по представлению митр. Новгородского Амвросия повелено ему быть епископом Ревельским, викарием Санкт-Петербургской епархии с оставлением за ним должности ректора академии и управляющего Новоспасским монастырем.

5 августа 1817 г. в Петербурге, в Троицком соборе Александро-Невской Лавры, хиротонисан во епископа Ревельского.

15 марта 1819 г. возведен в сан архиепископа с переводом в Тверскую епархию и с назначением членом Святейший Синода.

26 сентября 1820 г. назначен архиепископом Ярославским и Ростовским.

С 3 июля 1821 г. — архиепископ Московский, священноархимандрит Свято-Троицкой Сергиевой Лавры и присутствующий в Московской Синодальной конторе. С этого времени и до кончины своей Филарет с великою честью и пользой стоял во главе епархиального управления первопрестольного града, не прекращая вместе с тем научно-литературной деятельности и не переставая принимать живейшего участия в делах как общецерковного, так и общегосударственного характера, призываемый к тому Высшей властью.

За все время своего служения Филарет имел ряд наград; 25 декабря 1825 г. ему был пожалован бриллиантовый крест для ношения на клобуке.  22 августа 1826 г. возведен в сан митрополита за заслуги, оказанные Церкви и отличное служение. 7 янвря 1828 г. ему объявлена высочайшая благодарность за составление Краткой Священной истории, а также краткого и пространного катехизисов с прибавлением наставления для воинов.  19 апреля 1831 г. награжден орденом св. ап. Андрея Первозванного за ревностное и многодеятельное служение в архипастырском сане.  В течении последующих лет святитель неоднократно получал благодарности и награды от с Святейшего Синода и Государя императора. В день пятидесятилетия служения в епископском сане 5 августа 1867 года предоставлено право, по киевскому обычаю, предношение креста в священнослужении, ношение креста на митре и двух панагий на персях.

Скончался 19 ноября 1867 г. Погребен в Троице-Сергиевой Лавре, в приделе Свято-Духовной церкви, устроенном во имя Филарета Милостивого в память пятидесятилетия служения Филарета в епископском сане.

Святитель Филарет был поистине великим мужем Христовой Церкви. Уже во время обучения в семинарии и на первых порах учительства обнаружились необыкновенные духовные дарования Дроздова и его образцово-честное поведение. «Вы подлинно имеете драгоценный залог и свидетельство Божия к вам благоволения в талантах, а паче в честном поведении сына вашего», — писал к родителям Дроздова ректор лаврской семинарии архим. Евграф Музалевский-Платонов. Особенно же блестящий проповеднический талант скоро выдвинул его из ряда других учителей.

Митрополит Платон, под особым покровительством и ближайшим попечением которого находился Дроздов, прозревал великую будущность скромного учителя семинарии и видел его отличные дарования и высоко-нравственную жизнь.

Не имея еще 30 лет от роду, Филарет получил известность не только в кругу духовных лиц, но и за пределами этого круга. Он вел обширную и многостроннюю деятельность. Многочисленные и нелегкие труды Филарета не оставались без наград, а награды, в свою очередь, свидетельствовали о множестве и тяжести этих трудов.

Почти полвека управлял Филарет Московской епархией и это время было самым блестящим периодом и в истории последней, и вообще в истории Русской Церкви. Как истинный архипастырь, Филарет во все вникал сам, был полным и настоящим хозяином в своей епархии, зорко наблюдал за всеми подчиненными органами управления, везде и на все налагал печать своих мудрых резолюций, распоряжений и суждений. Управление Филарета епархией было в полном смысле образцовое, которое, строго основываясь на канонических устоях церкви, вместе с тем вполне соответствовало и потребностям времени. Столь же образцовым администратором был он и в более широкой сфере высшего церковного управления. С тех пор как он стал членом Св. Синода (1819 г.), ни одного сколько-нибудь важного дела не решали в Синоде без его присутствия и обычно ожидали его приезда в Петербург. И Филарет «мудрый» обычно решал самые запутанные, самые трудные дела, часто сам составлял бумаги по синодальному делопроизводству. Митр. Серафим, бывший первенствующим членом Св. Синода, обыкновенно не просматривая дела, подписывал его, если знал, что его посмотрел и одобрил Филарет Московский. При этом мудром, проницательном, неутомимом деятеле все и везде как-то невольно подтягивались.

Кроме круга синодального управления его деятельность простиралась и в область высшего управления. Он был и «мужем государственным». Принимал деятельное участие во многих чисто гражданских делах.

Вся эта неутомимая деятельность митр. Филарета, среди которой он, по его собственным словам, отдыхал только «на разнообразии занятий», соединялась в нем, кроме того, с подвижнической жизнью, которая делала его истинным святителем и еще более возвышала его значение, делала имя его народным. С постом и молитвой, исполненный глубокого смиренномудрия, прощения, покаяния, дел милосердия и т. п., Филарет постоянно жаждал соединять уединение о совершенное отшельничество для высших подвигов иноческого жития.

Принимая во внимание и эту святую жизнь великого архипастыря, и его многолетнюю деятельность на благо церкви и государства, и его личные достоинства и заслуги, император в день 50-летнего юбилея святителя Филарета наградил его Высочайшим рескриптом. В словах этого рескрипта заключалась высшая и наилучшая оценка и личности, и жизни, и деятельности, и заслуг митроплита Филарета. Всеобъемлющий, глубокий, сильный, строго дисциплинированный ум этого иерарха, его необыкновенная проницательность, мудрость, памятливость, его многолетняя опытность в делах всякого рода, замечательный во всем талант, администраторские способности, непоколебимость убеждения, твердость воли и строгая последовательность мышления и действий заставляли всех, имевших с ним те или иные дела и отношения, видеть в нем необыкновенного человека, самого выдающегося деятеля. Поэтому-то, когда он скончался, все сразу почувствовали ничем не наполнимую пустоту. Неслись в Москву и Петербург выражения глубокого сочувствия и сострадания, общерусской скорби об утрате, понесенной в лице архипастыря, который более полвека служил украшением Церкви и отечества, опорою той и другого, столпом Православия.

Вот что писал о митр. Филарете епископ Ладожский Гермоген: «Велик был Московский святитель, как ученый деятель. Все, что возросло благого, что зрело и явилось плодоносным в вертограде нашем, все росло, зрело и приносило плоды под твоим мудрым надзором и попечением. Твоему проницательному взору предоставлено было обозреть первые опыты трудящихся в академии и направить их стремления вернее к целям духовного образования. И с той поры до ныне неусыпным взором ты следишь за всеми движениями мысли в области высшего учения и даешь немощному силу, благому преспеяние. Под твоим охранением процветало и цветет здесь любомудрие, послушное вере; под твоим блюдением в уроках богословия всегда проповедывалась чистая истина Христова — не было колебаний, не было «ей» и «ни», но всегда твердое «ей».

Велик был Московский святитель и как хранитель Православия, и как пастырь и благодетель бедных вдов и сирот, и как государственный муж, и как строгий инок. Везде и во всем чувствовалось величие этого святителя. Как оратор — это образец истинно-христианского витийства. Обилие, сила и высота мыслей, сжатость и своеобразие выражений — неотъемлемое свойство почти каждого его слова, каждой речи. Они «блещут мыслями, как алмазами, его слова как будто скованы из стали и золота».

Как литератор он стоял и будет стоять на высоте недосягаемой. Его литературные труды бессмертны, как все гениальные произведения, и очень разнообразны. Он был и оратор, и историк, и догматист, и экзегет, и апологет. Даже поэзия была не чужда ему.

Был защитником Православия во всей его чистоте, во всей заповеданной вселенскими соборами и отцами церкви неприкосновенности. Все сокровища православного вероучения, толкования духовных тайн, раскрытие силы таинств Церкви, руководящие пути к жизни духовной — все это, накопленное веками вдохновенной мудростию святых учителей и пастырей церковных, весь этот многовековой опыт отразился в творениях митр. Филарета. По богословским трудам своим он может быть назван отцом Церкви. По составленному им катихизису училась вся подрастающая Россия.

О ревности его как епархиального архиерея можно судить по тому, что он в 100 дней успел объехать всю Тверскую епархию, причем проповедывал в каждой церкви.

В течение полувекового своего пребывания в Москве он совершенно перевоспитал и изменил духовенство. Поставил на значительную высоту духовно-учебные заведения своей епархии и подготовил целые поколения ревностного твердо-православного духовенства.

В служении был неутомим. Во все многочисленные дни памятных Москве и Лавре праздников служил неопустительно сам. После литургии, не взирая на множество народа, он благославлял каждого по одиночке, произнося слова: «Во имя Отца и Сына и Св. Духа», — осеняя неспешным крестным знамением. Совершая богослужение в присутствии митр. Филарета, служащие старались «даже не переминаться с ноги на ногу», чтобы не получить замечания со стороны Владыки.

По жизни своей он был истинный монах, строгий подвижник. Никто не знал сколько времени от отдыхал. Келейник, уходя от него поздно вечером и приходя ранним утром, одинаково заставал его за занятиями.

Нося имя праведного Филарета Милостивого, он был его подражателем в делах милосердия. Нескончаемым потоком текла бедным его милостыня. Денег после него не осталось.

Во многих проповедях святителя чувствуется стремление его в пустыню, вдаль от многомятежных, но необходимых дел правления. Эти наклонности к уединенному подвижничеству он удовлетворил, создав близ Лавры Гефсиманский скит.

Филарет был самым усердным, горячим почитателем великого подвижника земли русской преп. Сергия, и словами редкой силы и вдохновения рисовал в своих проповедях дивный образ основателя Свято-Троицкой Лавры.

Сильное впечатление производил вид святителя. Очень небольшого роста, весь истонченный постом, он был полон какой-то духовной силы. Острого взгляда его проницательных очей никто не мог выдержать.

Православный народ чтил святителя Филарета, как теплого молитвенника. Еще при жизни его притекавшие к нему с верой и просившие его святых молитв получали исцеления. Также продолжаются они и по кончине его.

Незадолго до кончины святитель во сне увидел своего родителя, который сказал ему: «Береги 19 число». Исполняя сие слово, он служил 19 сентября и 19 октября, несмотря на свои немощи. Настало 19 ноября. В этот день с особенной бодростью совершил Божественную литургию и тихо почил. Святитель Московский, умыв лицо и руки, встретил грядущего к нему Ангела смерти и поклонился ему до земли, давно уже готовый душевно и телесно идти вслед за ним, чтобы предстать Господу своему, которого пришествие он возлюбил от юности своей и которому он работал со страхом и трепетом до последнего часа. Кончина его была безболезненная.

Ссылка на источник:  http://www.pagez.ru

Святитель Филарет митрополит Московский

СЛОВА И РЕЧИ,

избранныя самим проповедником для изданий
1844, 1848 и 1861 годов.
(Печатаются с изданий 1848 и 1861 годов.)

1836 ГОД.

ССV.

124.

Слово по освящении Градо-Клинскаго соборнаго храма Пресвятыя Троицы.

(Говорено 24 мая; напечатано отдельно и в собраниях 1844 и 1848 гг.)

<1836 год>

           И бяху выну в церкви, хваляще и благословяще Бога. Лук. XXIV. 53

Восхвалим и мы Бога, в Троице поклоняемаго, Начальника и Совершителя всякаго создания, во веки благословеннаго в церкви Святых. Ныне особенно да восхвалят Бога братия святаго храма сего.

Труд многих лет наконец окончан. Заботы прекратились. Долгое ожидание исполнилось. Храм, усердием вашим воздвигнутый, благодатию Божиею совершен и освящен.

Не без заботы был и я свидетелем трудностей в его созидании. Здание предпринято было почти не по силам вашего малаго града. Надлежало не только созидать, но частию и пересозидать неблаголепно созданное. Надлежало по временам останавливать дело, потому что истощались средства продолжать оное. Видно, ревность ваша не изнемогла: потому что помощь Божия вас не оставила.

Радуюсь ныне с вами, не столько вашему облегчению от труда и заботы (хотя и сему радуюсь), сколько тому, что вы понесли труд Богоугодный, заботу душеполезную; и что Бог принял от вас дар усердия, потому что возниспослал на оный дар освящения.

Возблагодарим Бога, тако благоволившаго: возблагодарим не только словом, но наипаче сердцем и делом. Имев усердие к созиданию храма, имейте усердие ко храму созданному. Утешаясь им, как делом вашего усердия, почтите в нем дело благодати Божией. Пользуйтесь освященным храмом для собственнаго вашего освящения: ибо иначе для чего было бы и созидать и освящать оный?

Бог вездесущ, и потому не имеет нужды в храме, который для Него всегда мал и невместителен. Но человек ограничен: и потому имеет нужду в ограниченном явлении присутствия Божия. Бог снисшел к сей нужде человека: и благоволил быть храму, и даровал ему благодать особеннаго Своего присутствия.

Мы знаем одно состояние человечества, когда не нужен ему храм: – это состояние новаго Иерусалима, под новым небом, на новой земле: но сие самое доказывает надобность храма в других состояниях, и именно в том, в котором теперь мы находимся. Как особенную, отличительную черту новаго Иерусалима, Тайновидец указует то, что в нем нет храма: и храма не видех в нем (Апок. XXI. 22). И, как-бы предусматривая, что сия необычайность покажется слишком поразительною и неимоверною, что будут спрашивать, как можно быть граду Божию без храма Божия, он тотчас объясняет, почему это так: Господь бо Бог Вседержитель храм ему есть, и Агнец. Как-бы так сказал он: человечество там усовершено и возвышено до того, что твари не заграждают и не закрывают от него присутствия Божия; в сие святое присутствие входят там непосредственно, не имея нужды в особом святом месте, представительном сего присутствия. Нет нужды в храме: потому что человек живет в Боге и во Христе, как во храме, и в Нем Самом обретает без труда все, к чему мы подвизаемся проникнуть посредством храма. Если и там сотворенное око не объемлет света несотвореннаго, и потому нужно некоторое снисхождение и умерение света неприступнаго: то сие совершает там открытый свет Богочеловека Иисуса, Который Своим человечеством низводит и умеряет свет Божества, и Своим Божеством просвещает и блаженнотворит человечество. Светильник его Агнец (Апок. XXI. 23). Так, и потому не нужен храм в Иерусалиме новом. Но мы еще не в новом, сходящем с небес, Иерусалиме: следственно нам нужен храм. Еще тварь, еще собственная плоть наша, грубая, не очищенная, преграждает нам вход во святое, благодатное присутствие Божие: и так надобно, чтобы сие благодатное присутствие само себя отверзло для нас во святом храме. Еще небеса, куда вознесся Христос, свет наш, не отверзаются и не открывают нам сияния славы Его: надобно нам пока хотя малое небо на земле, свет, хотя сокровенный в тайне; и сие можем мы обрести во храме, чрез молитву, чрез Слово Божие, чрез Таинства.

Обращаясь от конца времен к их началу, если бы мы не нашли храма и там: сие было бы не удивительно; потому что райский человек походит более на человека новаго Иерусалима, нежели на нынешняго человека. Но можно сказать, что первый на земле храм Божий был самый рай, в котором Бог благодатно являлся человеку, в котором человек, освященный образом Божиим, был непорочным священником, в котором видимою, таинственною святынею было древо жизни; поелику от сего древа человек таинственно вкушал нетленную жизнь, подобно как мы ныне, на Трапезе Господней, от плода пшеницы и лозы, таинственно и существенно вкушаем безсмертную жизнь Божественнаго Тела и Крови Христовы.

С тех пор, как человек грехопадением сокрушил в себе образ Божий, и перестал быть живым храмом Божиим, потребность видимаго, образовательнаго, тайноводственнаго храма Божия очевидно сделалась более ощутительною: и Священная история показывает, что сколько человек трудился над удовлетворением сей потребности, столько же, или еще более, Сам Бог споспешествовал тому.

От древних Патриархов, которые кочевали в шатрах, не естественно было бы требовать храма, по правилам зодчества созидаемаго. Храм существовал у них сокращенно в жертвеннике: и мы многократно видим в их житиях, что Бог является, и в следствие того Патриарх созидает жертвенник, и обратно, Патриарх созидает жертвенник, и Бог является ознаменовать Свое благоволение над жертвенником и над создавшим его. Бог является Ною, сохраняя его от потопа, и тотчас по потопе созда Ное жертвенник Господеви (Быт. VIII. 20): Ной возносит всесожжение на жертвенник, и Господь вновь является благословить новый послепотопный мир. Явися Господь Авраму: и созда тамо Аврам жертвенник Господу явльшемуся ему (Быт. XII. 7). Иакову Бог сам повелевает создать жертвенник, и назначает для того место: взыди на место Вефиль, и живи тамо, и сотвори тамо жертвенник Богу явльшемуся тебе (Быт. XXXV. 1). Место, называемое Вефилем, то есть, домом Божиим, еще прежде Бог освятил, явясь на нем Иакову во время сна в видении над лествицею, соединяющею землю с небом. Создание Авраамом жертвенника, на котором он хотел, по повелению Божию, принести в жертву Исаака, было как-бы предварительное заложение Храма Иерусалимскаго, после, чрез несколько веков, на сем месте созданнаго.

Когда же Патриархальное племя, в котором от начала мира сохранилось ведение истиннаго Бога и откровений Его, возрасло и образовалось в народ: тогда Бог под собственными распоряжениями устроил в нем храм Свой в большей полноте и совершенстве, сперва, под именем Скинии свидения, подвижный и походный, применительно ко времени странствования народа Божия из Египта в землю обетованную, а потом в сей земле, неподвижный, в создатели котораго также Сам назначил Соломона. Наконец, по разрушении сего храма вместе с Иерусалимом, за грехи народа, как скоро паки настало время помиловать народ, еще раз Сам Бог пекся и о возстановлении храма, послав Пророков Аггея и Захарию побуждать Иерусалимлян и всех Иудеев к созиданию онаго.

На основании всех сих событий можем утвердить решительно, что храм Истиннаго Бога в человечестве есть устроение Божие, а не человеческое. Но Богу не свойственно устроять иное на земли, как только благопотребное и спасительное для человеков. И так в устроении Божием имеем мы свидетельство Самаго Бога о том, колико храм Божий нам нужен и спасителен.

При сем может кто нибудь помыслить, что храм, о котором теперь говорено, был ветхозаветный, прообразовательный относительно ко Христу, еще тогда ожидаемому; а потому с исполнением прообразований, то есть, со времени пришествия Христова, он перестал быть нужным, почему и упразднен тою же особенною судьбою Божиею, которою прежде был устроен. Это правда. Однако сие не препятствует нам из Божественнаго установления храма во времена ветхозаветныя выводить заключение о важности и потребности храма во времена новозаветныя. Отделите от главной мысли храма придаточныя особенности храма ветхозаветнаго, – его приспособление к прообразованиям, к кровавым жертвам, к строгому закону обрядов: вот то, что достигло своего предела, и упразднено, как не нужное: но коренная мысль о храме, как о доме молитвы, как о святилище таинств, как о хранилище благодати, не есть исключительная принадлежность времен ветхозаветных; и потому не могла прейти с оными. Она свойственна и Христианству; и потому входит в оное со всею силою, какую прежде Христианства получила от Божия устроения. Сам основатель Христианства, Иисус Христос, не только посещал храм Иерусалимский, но и защищал его достоинство против оскорбления, когда изгнал из него продающих и купующих: это, без сомнения, не для того, чтобы поддержать храм, котораго скорое падение Сам Он предсказал, но для того, чтобы сохранить и в Христианстве мысль о святости храма Божия, и о должном к нему благоговении.

И Апостолы, даже по вознесении Господнем, когда так наполнены были Святыми образами сорок дней продолжавшихся явлений Господа Воскресшаго, и Его беседами о царствии Божием, не просто между собою благодарили и прославляли за сие Бога, но устремлялись во храм: и бяху выну в церкви хваляще и благословяще Бога (Лук. XXIV. 23). Даже и по сошествии Святаго Духа, когда Он очевидно и торжественно освятил их в живые храмы Божии, еще не излишним почитали они восходить во святилище на молитву (Деян. III. 1). Так свойственно благочестивому духу ощущение потребности в Божием храме, законно устроенном и Иерархически освященном!

Впрочем Апостолы пользовались ветхозаветным храмом только по нужде, на время. Поелику же многое в нем Христианству не соответствовало, и надлежало его непременно перестроить применительно к новому завету: то грубую работу разорить старое, Провидение Божие поручило язычникам Римлянам; а Христовым Апостолам и Богомудрым их преемникам Дух Святый преподал высокое искусство не зодчества вещественнаго, но духовнаго и Богодейственнаго устроения новых, собственно Христианских храмов.

Первоначальным образцем их послужила, без сомнения, та горница велия (Лук. XXII. 12), в которой Господь установил, и в первый раз совершил таинство Тела и Крови Своея. Он Сам ее для сего назначил, и, как верховный Архиерей, освятил: отсюда тот закон Христианскаго храма, по которому власть и назначить оный, и освятить, принадлежит Архиерею. Господь назначил горницу велию особенно для новозаветнаго таинства Тела и Крови Своея: отсюда закон, по которому всякий храм Христианский назначается особенно для сего таинства, так что некоторыя другия таинства могут по нужде быть совершаемы и в других местах; а сие непременно требует храма Иерархически освященнаго. В горнице велией Господь совершил таинство только при двенадцати Апостолах, причастниках сего таинства: отсюда закон, по которому во храм Христианский, особенно на время таинства Тела и Крови Христовы, допускаются только способные быть причастниками сего таинства, а не удостоившимся крещения и отлученным от таинств диакон велит изыти из храма на сие время.

Но я не распространюсь более о законах Христианскаго храма, которые впрочем также показывают, как важна потребность онаго, и как высоко достоинство.

Замечу о благопотребности храма в Христианстве еще одно, что и те избранные подвижники Христианства, которые в совершенном удалении от мира, в возможном отречении от всего чувственнаго, в пустынях и недоступных местах провождали равноангельную жизнь, входили в общение с небесными силами, получали откровения вещей Божественных, сподобились быть, и делом явились духовными1 и Богоносными, – и они при всем том еще должны были пользоваться благодеяниями храма Божия, именно, приобщением Тела и Крови Христовы, как можно примечать особенно из того, что Провидение Божие не редко употребляло необычайныя, даже чудесныя, средства, чтобы доставить им сие напутствие пред их отшествием в вечность. Для примера именую Преподобную Марию Египетскую, которой и по толиких подвигах, и по толикой благодати, нужен был последний дар – причастие Трапезы Господней; и, чтобы ей доставить сей дар, каким непонятным, но вместе каким верным движением подвигнут был Богодвижимый воистину Зосима!

Сии размышления о происхождении, достоинстве и благопотребности храма Божия, и особенно Христианскаго, да будут в особенное утешение тем, которые здесь своим усердием споспешествовали делу столь Богоугодному и душеспасительному; всем же нам да будут в напоминание и побуждение, чтобы тщательно пользоваться храмом Божиим, как великим для нас даром Божиим, или паче, как великою сокровищницею много различных даров Божиих. Посещайте Храм Божий прилежно; пребывайте в нем благоговейно; участвуйте здесь в молитвах и славословиях сердечно; слушайте возвещаемое Слово Божие внимательно, не так чтобы только слышать и на время занимать свое любопытство, но так чтобы слышанное прилагать к своему сердцу, сохранять в памяти, возобновлять в размышлении, обращать в дело и жизнь.

Требовать ли от нынешних Христиан, чтобы они были выну в церкви, хваляще и благословяще Бога? – Опасаюсь, что скажут: как это возможно? Когда же делать дела домашния! – Однако, братия, это как-то было возможно, и без требования исполнялось в начале Христианства: бяху выну в церкви, хваляще и благословяще Бога. Впрочем согласимся, что это не для всех. Церковь не требует, чтобы все вы отвергли ваши домашния дела: но желает, чтобы все привели в порядок ваши дела душевныя. Делайте ваши земныя дела во дни, которые всем Бог для того предоставил: шесть дней делай, и сотвориши в них вся дела твоя (Исх. XX. 9): хотя, правду сказать, между нами есть такие, которым и шесть дней в неделе не все нужны для дел, и не все на дела употребляются. Но я уже не оспориваю у вас дней, которые предоставил вам Бог. Седьмый день Суббота Господу Богу твоему. День Воскресный, день освященный для праздника, или для поста, должен решительно и вполне принадлежать Богу и его храму. По крайней мере в сей день будьте выну в церкви, участвуйте, по возможности, во всяком Богослужении храма, и дома паче других дней одушевляйте себя духом церковным, духом молитвы и благоговения к Богу, возвышением сердца над всем земным и мирским. Если в день праздничный церковь полна, домы пусты, улица и торжище безмолвствуют: вот прекрасный вид Христианскаго града, на который и от небеснаго града посмотреть не стыдно! Тогда благословение небесное, как роса Аермонская на горы Сионския (Псал. CXXXII. 3), нисходит на храм и на пребывающих в нем; от храма приносится ими в домы; день праздничный благословляет дни работные, и дела человеческия делаются лучше и успешнее, потому что не пренебрежено дело Божие, потому что освящена Суббота Божия. Но если и в праздник к утреннему Богослужению храма не пускает нас леность и сон, к дневному – неуместное дело мирское, к вечернему – опять мирское веселие, или леность и отвычка: отдаю на суд вашей совести, Христианские ли это обычаи!

Господи! Даруй людем Твоим, на них же наречеся имя Твое, духовно возлюбити благолепие дому Твоего и место селения славы Твоея (Псал. XXV. 8); да соделаются истинными чадами дому Твоего, и в крове крилу Твоею не постыдно надеятися имут; да упиются от тука дома Твоего, и потоком сладости Твоея напоиши я (Псал. XXXV. 8. 9). Аминь.